Сергей Кремлев - Великий и оболганный Советский Союз [22 антимифа о Советской цивилизации]

Ознакомительная версия.

Выдающееся общекультурное значение «Теркина» признал даже такой желчный ненавистник «Совдепии», как Иван Бунин.

Фронтовые корреспонденции и стихи Константина Симонова, очерки и рассказы Леонида Соболева, Алексея Толстого, Аркадия Гайдара, Евгения Петрова, Валентина Овечкина неотъемлемо вошли не просто во фронтовой быт, но и в большую литературу! Особенно же впечатляющими оказались — как этого можно и должно было ожидать — песни Великой Отечественной войны, начиная с ее своего рода гимна «Вставай, страна огромная!..»

Эти песни были тогда на передовой, в партизанских лесах, в заводских цехах и во фронтовых эшелонах не просто песнями. И поэтому они и после войны остались не просто песнями: их пели про себя и в компаниях, как бы приобщаясь к чему-то, всем одновременно дорогому, в знак общего взаимопонимания.

Есть редкое слово «шиболет», знакомое в русском языке, пожалуй, лишь по пушкинской строчке из «Онегина»: ««Авось», — о, шиболет народный, / Тебе б я оду посвятил…» Шиболет — тайное слово у некоторых племен, по которому узнавали своих. Песни военных лет стали для жителей Советской Вселенной своего рода шиболетом. По ним тоже узнавали своих — и на фронте, и в тылу, и за линией фронта…

По ним и сегодня узнают своих!

Кто не знал в Стране Добра этого:

Или этого:

Или этого:

В песнях Великой отечественной войны — тот огонек надежды, без которого на войне нельзя и который так легко загасить на войне пулей или осколком. Но вот бои закончились, в Стране Добра выросли послевоенные поколения, не знающие войны. Однако и эти поколения не подпевали отцам, а сами для себя пели:

Так же, как:

Или:

В Стране Советского Добра в любой компании достаточно было начать любую песню Великой Войны, и ее тут же подхватывали стар и млад — не надо было напоминать ни мелодию, ни припев: его знали все, потому что все были гражданами одной великой Родины и хотели одного, и думали об одном.

Это ведь было!

Да и все еще есть — несмотря на все усилия ельциноидов всех возрастов и уровней. Есть потому, что и сегодня советская цивилизация, не сумев сохранить себя в государственном строе, сохраняется в умах и сердцах, в отношениях людей и борется в умах и сердцах со старой цивилизацией, сделавшей ставку на низменное в человеке.

Иными словами, та война, где Свет борется с царством Тьмы, все еще не окончена и идет.

Не было в истории мира страны, где к науке и к ученым относились бы так верно, как это было в Советском Союзе. На Западе, даже самом якобы «просвещенном», ученый — это «яйцеголовый», скорее терпимый, чем уважаемый в широких массах. А в СССР, особенно в СССР Сталина, ученый воспринимался как высшее выражение всего наиболее значительного, что достигнуто обществом. В СССР на науку смотрели как на важнейший рычаг преобразования страны в могучую развитую державу. И это было впервые в отечественной истории.

Уже в конце XIX века, а тем более с начала XX века, наука начала становиться непосредственной производительной силой во всех промышленно развитых странах мира, но…

Но — только не в царской России. Примеры на сей счет приведу позже, а пока — некое «лирическое» отступление.

«Россиянских» «интеллигентов» двух сортов не бывает: уж если он интеллигент, то точно знает, что плохо пахнет лишь в краю родных осин, а виноваты в этом «германский шпион» Ленин, «проклятая Советская власть» и «тиран Сталин», не обеспечившие «интеллигентам» должной «интеллектуальной свободы». Зато все иностранное в их представлении пахнет исключительно духами «Шанель № 5»…

И вот престарелый ракетчик Борис Черток, достаточно плодотворно работавший в советском ракетостроении, но ставший особенно известным своими «толстостенными» «постсоветскими» мемуарами «Ракеты и люди» сообщает соотечественникам следующее: «Германские фирмы работали над массой технических проблем по своей инициативе, не дожидаясь указаний “сверху”, они не нуждались в решениях Госплана или наркоматов, без которых ни один завод не мог выпускать никакую продукцию».

Намек прозрачный: проклятый-де Сталин давил «на корню» любую научно-техническую инициативу, и ничего иного при социализме быть не могло — это вам не динамичный и наукоемкий капитализм…

Читаешь такое и диву даешься! Так написать о собственном прошлом можно лишь тогда, когда его ненавидишь! То, что сегодня — вполне по указаниям «сверху» — тысячи заводов в России не выпускают вообще никакой продукции, поскольку закрылись или дышат на ладан, Черток преступлением не считает. Зато на СССР Сталина у него черной краски хватает. Описывая германскую приборную и радиотехническую промышленность, Черток пишет:

…Фирмы «Гартман и Браун», «Телефункен», «Аншютц», «Сименс», «Лоренц», АЕГ, «Роде-Шварц», «Аскания», «Карл Цейс» задолго до Второй мировой войны пользовались мировой известностью.

Это создало прочную технологическую базу, которой у нас в этих отраслях в нужных масштабах так и не было к началу войны…

Издевается над нами Борис Черток, что ли? Он что, не знает и не понимает, что научно-технической базы передовых отраслей науки и техники в СССР в нужных масштабах не было к началу войны потому, что в Российской империи таковой базы не было вовсе?! И вина в том — на царе и его сановниках-хабалах!

Напоминаю это для всех, это «запамятовавших»!

Черток же упрекает то ли Сталина, то ли — Берию, то ли — невесть кого, но ясно, что в итоге — сталинскую эпоху:

Наша электроприборная промышленность общего назначения, авиаприборная промышленность и, наконец, морское приборостроение держались всего на нескольких заводах Москвы и Ленинграда («Электроприбор», «Теплоприбор», «Светлана» в Ленинграде, «Авиаприбор», завод имени Лепсе, «Электрозавод» и «Манометр» в Москве).

Показательно, что когда мы после войны начали воспроизводить… ФАУ-2 и разрабатывать свои ракеты, то убедились, что такое давно изобретенное человечеством устройство (какая неуместная ирония! — С.К.), как электрическое многоконтактное реле, умеет делать в нашей стране только один ленинградский завод «Красная заря». В Германии только у фирмы «Телефункен» было три подобных завода и по меньшей мере два у «Сименса»…

Написав это, Черток вряд ли догадывался, что в своей оценке положения в наукоемких отраслях промышленности тогдашнего СССР почти дословно повторил большевика Берию!

В начале 50-х годов председатель Специального комитета при Совете Министров СССР, член Политбюро ЦК ВКП(б) Лаврентий Павлович Берия беседовал с молодым, еще не маститым, физиком-теоретиком из «ядерного» КБ-11 Андреем Сахаровым. Позднее Сахаров описал эту встречу в своих воспоминаниях, сам, похоже, не поняв, что написал.

А написал он вещи интересные!

Под конец беседы, уже заканчивая ее, Берия спросил у Сахарова, нет ли у того каких-нибудь вопросов к нему? Сахаров признавался, что не был готов к такому общему вопросу, и «спонтанно, без размышлений» спросил: «Почему наши новые разработки идут так медленно? Почему мы все время отстаем от США и других стран, проигрывая техническое соревнование?»

И Берия ответил: «Потому что у нас нет производственно-опытной базы. Все висит на одной “Электросиле”. А у американцев сотни фирм с мощной базой…»

Конечно, Лаврентию Павловичу стоило прибавить, что база у нас все еще слаба потому, что в царской России ее вообще не было! Однако большевик Берия, как любой настоящий большевик, то есть человек дела, не привык кивать на «дядю».

Зато я кое-что напомню, воспользовавшись сведениями из № 5 «Военно-исторического журнала» за 2009 год. Там, в статье об изобретателе радио Александре Степановиче Попове и о зарождении радиосвязи в русской армии, сказано:

Ознакомительная версия.